Многим
людям благодатную помощь оказал святой праведный Иоанн.
О помощи рассказывают и те, кто далек от Церкви.
Свидетельства об отце Иоанне побудили меня обратиться к
его писаниям. Когда в начале 1990-х переиздали
«Христианскую философию» отца Иоанна, я
спешно приобрел книгу и возвращался домой с нетерпением
– скорее погрузиться в мысли такого желанного
автора. Читая Платона, Боэция, Владимира Соловьева,
полюбил философию. Теперь же хотелось узнать, как
строит философскую мысль подлинный христианин. И вот
разочарование. Вместо философских рассуждений нашел
что-то похожее на упражнения в риторике и вынужденно
отложил книгу в сторону. Вынужденно, поскольку ощущал,
что за риторически выстроенными рядами образов стоят
глубокие личные переживания, а не краснобайство.

Похожие истории случались и при жизни отца Иоанна. Один
ученый протоиерей (не буду называть имя) наслушался
отзывов об отце Иоанне. Принялся его читать, ничего
достойного внимания не нашел. И чтобы сделать
окончательные выводы, поехал на службу в Кронштадт. Здесь
он испытал неожиданную радость от вдохновенного служения и
от живого слова отца Иоанна. Только все это случилось
когда-то давно. А как же быть здесь и теперь?

Обнаружив, что читать отца Иоанна не могу, я по-прежнему
чтил его как доброго пастыря и с удовольствием листал
воспоминания о нем. В один прекрасный день я услышал по
радио дневник отца Иоанна. Чтение неторопливое, вдумчивое,
бережное по отношению к автору и пронизанное благоговением
перед Богом. Озвучивал дневники заслуженный артист
Владимир Заманский.

Я знал его по киноролям. Владимир Петрович работал у
замечательных режиссеров, достаточно назвать Андрея
Тарковского и Алексея Германа[1].
Актерские работы Владимира Петровича сочетали
неподдельную человечность с интеллектуальной
утонченностью. Все это характерно для лучших
представителей русской интеллигенции. Что еще сказать?
Известного актера не испортила «звездная
болезнь», напротив, скромнее, чем он и вести себя
нельзя. Еще в юности Заманский добровольцем ушел на
фронт, пережил тяжкий опыт ГУЛАГа. Главное, Владимир
Петрович – воцерковленный православный человек.
Вот он прикасается к дневникам праведного Иоанна. И что
же мы услышали по радио?

Как читал Заманский! Еще одной удачной актерской работой
это назвать нельзя. Это не было художественным чтением
текста. Произошло чудо в религиозном и, если угодно, в
светском смысле слова. Дневниковые записи отца Иоанна
зазвучали, будто сам батюшка в полный голос поведал свои
сокровенные переживания. Святые Божии угодники открываются
как совершенно особые люди. Святость даже гениальному
актеру сыграть нельзя. Заманский и не играл, тут было
что-то иное.

Не могу точными словами назвать духовное делание Владимира
Петровича, когда он взял в руки дневник, и началась
студийная запись. Но от его чтения все во мне ликовало
– мысли отца Иоанна стали проникновенными, входили в
самую душу, в сердце. Невидимая преграда рухнула. Я вновь
раскрыл напечатанные записи отца Иоанна и уже смог из них
впитывать назидания дивного наставника. Прочел и книгу
митрополита Вениамина (Федченкова) «Небо на
земле», буквально испещренную цитатами из отца
Иоанна. Еще будучи священником, Вениамин сослужил батюшке
Иоанну, полюбил его. Учился у него стоять перед живым
Богом и ходить перед Богом, священнодействовать. Я
штудировал «Небо на земле» и понимал, что
теперь к писаниям всероссийского старца допущен
беспреткновенно, благодаря чуду.

После этих радостных событий произошло еще одно. В
больничном коридоре вдруг лицом к лицу встретил Владимира
Заманского. Не смог удержаться, подошел к нему
поблагодарить за неоценимый труд. Он сделал отца Иоанна
таким близким, и не только для меня. Владимир Петрович
внимательно слушал рассказ о трудностях с чтением отца
Иоанна, о том, как эти трудности остались позади. По
глазам Заманского было видно, что интересуют его не
комплименты публики и прочие приятности актерской
профессии. Заметно было, с какой самоотдачей этот человек
относится к своей работе, обязанностям, служению. Его
живое отношение вдохновляло. Признаюсь, осмелился сказать
своему почтенному собеседнику: «Вы великолепно
прочли «Писания старца Силуана», но книгу
преподобного Силуана мне было не трудно осваивать[2].
А вот с писаниями отца Иоанна другое дело – Вы
просто дверь открыли к батюшке, непосильную для меня
дверь, и я смог подойти к нему. Он стал теперь родным.
Благодарю».

Что соединило Владимира Петровича с отцом Иоанном? Опыт
церковной жизни. Необъяснимым образом их духовная связь
словно протянулась до меня, как церковная традиция. В
какой-то мере и я приобщился тому, чем жил, о чем
размышлял батюшка Иоанн. Твердо верю, что святой Иоанн
Кронштадский и сейчас сам станет ближе, пойдет
навстречу человеку, который жаждет с ним познакомиться, от
него получить наставление и помощь.