Сегодня 40 дней с кончины насельника Сретенского монастыря иеромонаха Арсения (Писарева). Мы попросили наместника обители, братию, преподавателей Сретенской семинарии поделиться своими воспоминаниями об отце Арсении.
Архимандрит Тихон: «Это был человек, верный и своему слову, и своим принципам»
Отец Арсений пришел в монастырь в 1997 году. И в последующие шестнадцать лет каких только послушаний не исполнял. Некоторое время переплетал книги, позже был библиотекарем. Это он сделал вентиляцию в храме, поставил окна во всей галерее. Покупал столы в трапезную. Вел курсы в Политехническом музее: приглашал преподавателей, собирал людей. Читал в семинарии лекции по истории Русской Церкви. Около шести лет занимался неимущими и очень ответственно к этому относился: при всей строгости отца Арсения за все эти годы случая не было, чтобы кто-то из пришедших за помощью потом обратился ко мне и сказал, что его обидели, чего-то ему недодали или неучастливо к нему отнеслись.
Отец Арсений был удивительным – людей такого типа сейчас редко встретишь: он был человеком четких правил, которым никогда не изменял.
Не могло быть так, чтобы сегодня он хорошо относился к кому-то, а завтра плохо, сегодня решил что-то сделать, а завтра передумал. Все знали: если отец Арсений пообещал, то всегда исполнит. В службе он всегда был пунктуальным, никогда не опаздывал, ничего не пропускал. И если уж сказали ему: «Делай так», – то так и сделает, и никак по-другому. Надежность – совершенно потрясающее качество отца Арсения.
Были у него и какие-то, скажем так, особенности характера. Например, он мог обидеться, но обижался он на самом деле на непорядочность, на нестойкость человека, который пообещал что-то сделать и не делает. Он не понимал, как же можно не исполнить своего долга. Внешне это выражалось через суровость. Я вспоминаю, как мы говорили об этом, да и на исповеди он часто скорбел, что не в силах понять, почему люди не исполняют того, что должны, не делают того, что пообещали, и, понимая, как надо жить, так не живут. Это было для него непостижимо.
Самому себе отец Арсений задавал очень высокую планку. Потому и от других ждал того же. Но вот мы, как правило, мельчили.
Знали, что он очень строгий, – и знали, что очень искренний. Чувствовали за ним правду. Пускай суровую, но правду. А бывает льстивая, но ложь.
Он был кристально правдивый человек – лести в нем вообще не было. Как не было и лукавства. Он был человек, верный и своему слову, и своим принципам.
Он всех приучал, что порядок есть порядок и если договорились о чем-то, то увиливать – это самое последнее дело. Он, может, это и не высказывал, но смысл был именно такой: вот твоя обязанность – почему ее не исполняешь? если сам не делаешь – значит, перекладываешь на кого-то, чтобы он тащил твой воз. Это же непорядочно!
Было у него чувство порядочности. Но он его не выпячивал.
Сейчас, после его смерти, мы узнаем о нем что-то новое: как он зэкам на письма отвечал, например… Он всегда занимался каким-то делом и считал праздность совершенно для себя недопустимой и невозможной. Он четко понимал: нужно работать по-монашески, и всё. И его не надо было заставлять искать, где он может помочь и в чем пригодиться, – он всегда это сам находил и делал. Он не мог по-другому – просто потому, что это непорядочно.
Его лекции в семинарии кому-то нравились, кому-то – очень нравились, а кто-то считал их излишне начетническими. Но он просто выдавал весь тот пакет знаний, который должен был вложить в студента, а не рассказывал анекдоты, истории всякие, не развлекал, не влюблял в себя, как это делают некоторые. Ему было всё равно, хорошо к нему относятся слушатели или нет. Есть объем знаний, который нужно тебе преподать и с тебя стребовать – всё, больше ничего лишнего. Такая позиция заслуживает высокого уважения.
Казалось, что человек был абсолютным педантом, но в нем не было формализма, а скорее буквализм: сделать всё, что необходимо, потому что это – для пользы, так благословлено. Но формально к делу подойти, думая: «Вот, я сделал, и оставьте меня в покое», – такого никогда не было.
Он очень искренний, очень чистый человек был, да и монах строгий. Без помпы, не напоказ. Настоящий монах. Взялся за дело, как святые отцы, – что не получалось, в том искренне каялся, – но следовал правилам.
Вспоминаются слова одного человека, далеко не святого отца – англиканина, настоятеля собора апостола Павла в Лондоне Джона Донна, которые Хемингуэй взял эпиграфом к своему роману: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе: каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».
Иеромонах Иов: «Ни разу не слышал я от него сетований или недовольства»
С отцом Арсением я познакомился еще до того, как стал насельником нашей обители. Он был в числе первых студентов созданной в 1999 году Сретенской духовной семинарии. Мне было поручено преподавать Священное Писание Ветхого Завета. Отец Арсений, получивший в свое время высшее историческое образование, в 41 год вновь сел на студенческую скамью. Он выделялся на курсе не только возрастом, но, прежде всего, любовью к знаниям. Живо интересовался Священной историей, библейским богословием. Серьезно готовился к каждому занятию, обстоятельно выступал на семинарах.
Во время выпускного акта 3 июня 2004 года он сказал: «Сегодня, в день празднования Владимирской иконы Божией Матери, под Ее честным омофором в торжественной обстановке закрывается последняя страница одного из самых светлых периодов нашей жизни – учебы в духовной семинарии». Слушая его, я ни на минуту не сомневался, что слова эти не дань риторике, а искреннее переживание человека, который любил знания. Эта любовь коренилась в особенностях его личности: он стремился все делать основательно. Эта ценная черта помогала ему выполнять монашеские послушания. Даже тогда, когда ему что-то было трудно делать физически, он имел волю себя понуждать к этому. А трудно было потому, что он в последние три года вошел в полосу болезней. Переносил он их терпеливо. Ни разу я не слышал от него сетований и недовольства.
Мне неоднократно приходилось давать своим духовным чадам рекомендации: на рукоположение, для поступления в Православный Свято-Тихоновский университет, в Свято-Димитриевское училище сестер милосердия. Текст рекомендации я посылал отцу Арсению по электронной почте в канцелярию. Он сразу же распечатывал, скреплял печатью, регистрировал и сам же приносил мне в келью, когда с канцелярского послушания возвращался в братский корпус.
Чаще всего мне приходилось общаться с отцом Арсением во время службы. Он любил совершать Божественную литургию. Относился очень ответственно. Перед каждой литургией он старался исповедоваться. Во время службы был собранным и внимательным. Я с большим удовлетворением вспоминаю совместное служение.
Из святых отцов, близких к нашему времени, святитель Игнатий (Брянчанинов) чаще и острее писал об особых трудностях монашеского подвига в эпоху нарастающего обмирщения общества: «Ныне, когда среди мира умножились соблазны и грехопадения, когда человеческая сила истощилась пред силою распространившихся и объявших мир соблазнов, когда чувство сознания греховности и желания освободиться от нее еще не угасло во всех человеках, – большинство вступающих в монастырь вступает для снятия с себя греховного бремени, для вспоможения своей немощи, для обуздания себя». Отец Арсений не только сознавал свои немощи, но и искренне желал их уврачевать. Результат этих трудов ведом только Господу.
Для отца Арсения время борьбы закончилось. Жизнь наша продолжается, но никто не знает дня исхода из этого мира. Поэтому важно помнить наставления святых отцов: «Живи так, как бы умереть тебе сейчас. Будь всегда таким, каким хочешь быть при кончине» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).
Иеромонах Клеопа: «Я помню, как он меня накормил»
Я помню, как он меня накормил, когда я еще был послушником. А еще помню, как мы помогали ему расчищать его квартиру – он жил возле нашего монастыря. Еще вспоминается его трудолюбие. Помню, как-то мы с братией работали в скиту в один из жарких летних дней. И вот мы все довольно быстро утомились, решили сделать перерыв, отдохнуть – а отец Арсений один продолжал работать. Это врезалось в память. Он тогда уже был диаконом или иеромонахом.
Иеромонах Никодим: «Очень рукодельный был, плотничать умел»
Я общался с отцом Арсением незадолго до его смерти. На Сретение я ему позвонил, спрашиваю: «Как ты себя чувствуешь?» Предложил обед принести. Он сначала отнекивался, а я говорю: «Я тебе что-нибудь вкусненького принесу», – и он великодушно согласился: «Ладно, неси». Прихожу – дверь открыта, видно, что он ждет меня. Я захожу, он лежит и тяжело дышит. Мы поговорили. Он рассказал, что приходил врач-пульмонолог, посмотрел, сказал, что ничего опасного нет: простуда и ангина. Говорит: «Я еще поживу, не беспокойтесь…» Вечером я еще раз к нему пришел, а он мне опять: «Всё будет хорошо, я еще поживу, завтра мне ничего не надо, еды много скопилось». Я ему пообещал в воскресенье что-нибудь вкусненькое принести. Так и расстались. Я ему заказал грейпфруты и лимоны, и вот в субботу…
В особых дружественных отношениях он ни с кем не был. Годовщину рукоположения, еще что-то – три-четыре праздника в году он праздновал. Он официально приглашал, это было похоже на китайскую чайную церемонию. Собирались у него на кухне, садились небольшим кругом. Разговаривали, он какие-то фотографии показывал – всё было так чинно. Потом торжественно все прощались и расходились.
Он очень рукодельный был, плотничать умел. У себя в келье многое сам сделал. Делился своими плотницкими секретами. Наш монастырский плотник даже говорил: «Отец Арсений вот этому меня научил, то-то изобрел». Практически всё на кухне он сам устроил. Когда мы строительные материалы покупали, заказывал себе иногда, просил: «Можно мне щит мебельный?» – и потом что-нибудь из него делал.
Отец Арсений очень ревностно, даже строго относился к церковному порядку. Если положено, чтобы диакон снимал покрывало с Престола, – значит, он должен его снимать. И если диакон по каким-то причинам опаздывал, то отец Арсений садился и ждал, пока он придет. Сам был очень порядочным, и всех тоже приучал к порядку.
Иеродиакон Феофан: «Некоторые комсомольцами были, а потом иеромонахами становятся»
Отец Арсений в 1980-х годах комсомольцем был. Он рассказывал: «Поехал на экскурсию в Псков и Печоры. Смотрю: перед входом в монастырь – доска и надпись: “Они сотрудничали с немецко-фашистскими войсками”. И фотографии отцов Печерских. И осудил. Потом спускаюсь, а на Успенской площади стоит какой-то старичок – я потом понял, что это отец Иоанн (Крестьянкин) был. Вокруг народ, я встал с краю и смотрю с осуждением. А отец Иоанн разворачивается и говорит: “Ну да, некоторые комсомольцами бывали, а потом иеромонахами становятся”. Я тогда подумал: что это он говорит?!»
Еще запомнилось, как мы с ним на Афон ездили, в одной келье жили. С нами тогда еще были покойный отец Анастасий, отец Иов и отец Лука. Помню, как мы с ним вдвоем там в море купались. С большой радостью вспоминаю.
Иеромонах Ириней: «Он умел благодарить людей»
Отец Арсений был одним из тех замечательных монахов, которые никогда не выставляют свои добродетели напоказ. Одним из тех священников, которые добросовестно относятся к своей службе. Из тех людей, которые не имеют двоедушия, но говорят то, что думают и исполняют всегда то, о чем их просят.
Он старался отсекать все лишнее, поскольку главным для него была молитва и послушание. В чем-то он был не узнан другими людьми. За его буквальностью восприятия мира скрывалась небывалая порядочность: в слове и в деле.
Он был очень точным и пунктуальным. По отцу Арсению можно было сверять часы. В 10 часов начинал работу и ровно в 17:00 заканчивал. Если он назначал встречу в 12:20, то приходил ровно в это время.
Из тех лет, когда отец Арсений был дежурным помощником в семинарии, мне вспоминается то, как он совершал обход келий после отбоя. Подождет пять минут и в 23:05 начинает систематически обходить все комнаты. Проблемы возникали не тогда, когда он заставал кого-то в комнате не спящим, но когда он кого-то в келье не находил. Тогда начинались поиски человека, выяснения, где он, что с ним и т.д. В коридорах лучше было ему не попадаться, потому что он – человек очень правильный и очень честный, и когда он шел с обходом, надо было по-честному находиться в келье. Что было после, история умалчивает, но на момент обхода все должно было быть по распорядку.
Да, порядок у него был во всех отношениях на первом месте. Он и сам был очень порядочный и от всех требовал, чтобы и у них тоже был порядок в делах и мыслях.
Когда ему выпадал отпуск, он старался отправиться в Грецию. Ехал он туда на месяц, и почти всегда – в светлой одежде. Убеленный сединой, с бородой, в светлой одежде, он был похож на старца-монаха. Однако любил отдохнуть не в подвиге телесной аскезы, а подвиге философа-созерцателя. Можно даже себе представить, как он среди оливковых рощ сидел в тени старого дерева и читал любимую книжку.
Отец Арсений умел благодарить тех людей, которые помогали монастырю. Он не забывал ни их имен, ни дней рождений, ни какие у кого особенности жизни родственников. Всегда помнил, интересовался, поздравлял с днями рождения. Поскольку он был человеком экономным, дорогие подарки никогда не дарил, но открытку или коробку конфет преподносил как знак внимания всем, кто когда-либо помогал монастырю.
На исповеди отец Арсений часто бывал строг, и поэтому те люди, которые шли к нему, знали, на что идут. Некоторых он хорошо оздравомыслил после сорокадневной епитимьи. И есть конкретные личности, которые поступили в семинарию после «школы» отца Арсения – благодаря такой строгости и принципиальности, отрезвляющему слову отца Арсения. Иногда, правда, на исповеди в приделе преподобной Марии Египетской он выговаривал прихожанам достаточно громко, так что трансляция службы не могла перебить его голоса. Но люди всё равно шли и искренно исповедовались ему.
Он и сам очень искренне исповедовался и считал своим долгом, прежде чем приступить к Святой Чаше, очиститься от грехов своих. И вот тут-то и раскрывалась вся суть его, потому что он понимал свои немощи и свою излишнюю строгость, предвзятость и иногда даже какую-то гневливость и в этом искренне каялся, считая себя недостойным. И не оправдывал себя ни в коем случае, якобы его что-то подтолкнуло, не сваливал вину, а брал ее на себя и, раскаявшись, только потом дерзал подходить к Святой Чаше. Его строгость и принципиальность в первую очередь были обращены к нему самому – это поражало. За честность и порядочность мы его любили.
Иеродиакон Серафим: «Он был очень скрупулезным»
Вспоминается то время, когда отец Арсений был дежурным помощником в семинарии. Семинаристы его очень боялись. Он был у них самым правильным, даже скрупулезным дежпомом.
Мы с ним в скиту жили в одной келье. Он как-то разоткровенничался – а он умел очень хорошо рассказывать, – вспоминал о своей жизни, как, будучи еще молодым студентом, поехал в какую-то деревню в Московской области. И говорит: «Мне так запало в душу: красивая холмистая гора, покрытая лесом, а на ее вершине – храм. Так мне понравилось… Я все вспоминаю: где же это было? Но, наверное, никогда в жизни мне больше этого места не увидеть». Я: «Может, ты вспомнишь названия каких-то окрестных населенных пунктов?» «Да! – говорит. – Помню. Там был деревня, интересно называлась – Середа». Я сразу сообразил, что это тот самый храм, где мы тоже бывали, – Пески. И говорю – тогда его еще Андрей звали: «А знаешь, Андрей, я могу исполнить твое желание: у меня там недалеко дача». Мы съездили туда, отец Арсений был просто счастлив.
Иеромонах Симеон: «У него был не только богатый жизненный опыт, но и прекрасное образование, и незаурядные способности»
Отцу Арсению было труднее, чем нам, жить в монастыре. Ведь когда-то он был главой семьи, мужем и отцом, который решал все основные вопросы самостоятельно, сам был себе хозяином. А теперь ему приходилось постоянно подчиняться чужой воле, смиряться, в том числе перед молодыми послушниками, а ведь у него был не только богатый жизненный опыт, но и прекрасное образование, и незаурядные способности…
Как и у его покровителя – преподобного Арсения Великого. Только зная житие этого святого, можно понять нашего отца Арсения. Арсению Великому был голос от Бога: «Бегай людей и спасешься». Как можно укрыться от людей в центре Москвы, в многолюдном и многозаботливом монастыре, где вдобавок большая семинария и масса приходящих просителей, с которыми отцу Арсению было дано послушание разбираться? Но, как ни странно, ему удавалось следовать этому преподобническому императиву. Разумеется, внешне это порой выглядело как замкнутость, отчужденность, даже суровость…
Мне кажется, что сам факт кончины отца Арсения на второй день праздника Сретения Господня, в день памяти святого Симеона Богоприимца, говорит об исполнении его земной миссии. Потому что это символ полноты жизни, свершения надежд, «насыщенности днями» – день встречи с Богом.
Иеромонах Матфей: «Первое впечатление в монастыре – экскурсия отца Арсения»
Это было, когда я только пришел в монастырь, еще в семинарию. Наше первое серьезное впечатление было, когда отец Арсений собрал всю нашу группу и перед первым занятием провел экскурсию по обители. А потом подвел всех к мощам священномученика Илариона. Тогда у мощей читалась Неусыпаемая Псалтирь. Вот подвел он нас туда и говорит: «Здесь вы будете читать Псалтирь. И следите за расписанием. А когда ваша очередь подойдет – неважно, какое у вас будет в это время послушание, кто вас куда позовет или какие другие дела будут, – все оставляйте и говорите, что у вас сейчас время чтения Псалтири. И приходите сюда». Нам это очень понравилось.
На полиелейных службах отец Арсений был всегда. У него еще была такая особенность: если служащий священник был младше его по хиротонии, позже был рукоположен, то он старался не выходить на полиелей.
Я часто фотографирую, потом распечатываю снимки и раздаю. А как-то раз приходит отец Арсений с большой заламинированной фотографией и говорит: «Ты всех снимал – а это вот тебе твоя фотография». Он своим телефоном фотографировал, потом распечатывал, ламинировал и приносил. И у меня несколько фотографий остались, в рамочке, красивые.
Иеромонах Лука: «Я был первым, кто назвал его братом в монастыре»
Одно время я с отцом Арсением дружил. У нас даже была традиция: мы каждый год с ним вместе ездили в Троице-Сергиеву лавру. И на Духов день обязательно посещали Духов храм. Вдвоем ездили, потом к нам еще несколько человек примкнуло.
Помню очень хорошо первый день отца Арсения в нашем монастыре. Было утро. Я убирал двор. Он сначала был в корпусе наместника, а потом подошел ко мне. Я спрашиваю: «Ты кто?» – «Я послушником у вас буду». – А я: «Ну, значит, наш брат». И он впоследствии это вспоминал, смеялись. Рассказывал мне: «Знаешь, иду, смотрю: подметает двор какой-то заросший, небритый. А потом ты говоришь: “Брат”, – и мне это так засело в сердце на все годы». Вот так получается, что я был первым, кто его назвал братом в монастыре и просто с ним поздоровался.
Послушник Андрей Попов «Ему были присущи милосердие и рассуждение»
У нас в семинарии он вел историю. Очень искренне вникал в тему. Когда сдавали экзамен, он дал всем задания и вышел на двадцать минут. Все благополучно подготовились, он зашел и стал принимать. Это к вопросу о том, что милосердие, конечно, и рассуждение очень были ему присущи. Он поставил всем четверки-пятерки, даже защищал нас перед профессором А.К. Светозарским.
Я сначала думал: «тяжелый» человек. Я у него хорошо учился, посещал занятия, все контрольные писал на пятерки. А экзамен – я тогда уже послушником стал – сдал на «4». И очень расстроился: ну как же так? В общем, роптал. А потом узнаю, что по совокупности оценок он мне всё же поставил «5». И я понял, что этот человек совсем не буквалист.
Послушник Виктор: «Я радовался, что у меня есть такой сосед»
За мою недолгую жизнь я прошел не одно общежитие. Всё было там, не было только одного – тишины, которой я жаждал хотя бы в те минуты, когда читаешь правило. Единственное время, когда можно было спокойно молиться, – ночь. Правда, так было не всегда. Отец Арсений был моим соседом и, можно сказать, учителем этики. Это был самый тихий сосед. Даже когда он пылесосил, он извинялся передо мной за предоставленные неудобства. Я радовался, что у меня такой сосед.
К сожалению, в последнее время он болел и сильно кашлял. Мне было его жалко.
Дух Рождества
Отец Арсений показал особенность Рождества Христова, даже не особенность, а дух праздника. Я был послушником первый год. И вот он на Рождество подарил мне еловую ветку.
– Зачем? Куда мне ее?
Он мне:
– Как же! Рождество!!! Нельзя без елки!
Запах от елочной ветки стоял неделю, а вместе с ним сохранялся и дух праздника.
Святой огонь
Считается, что святой огонь, принесенный в Великий четверг после слушания двенадцати Евангелий, от всех болезней лечит, дом очищает.
Еще в первый год моего послушничества мне дали келью, как мне казалось, после ремонта. И вот после чтения двенадцати Евангелий я пошел в келью, но по дороге встретил отца Арсения.
– А где же у тебя горящая свечка? Или ты не был на службе?
– Как же, был, только у меня был выбор: крестное знамение делать или держать свечу. Я выбрал первое, вот поэтому и нет свечи.
– Хорошо, тогда пойдем к тебе в келью.
Когда пришли в мою келью, он святым огнем нарисовал крест в дверном проеме, помог зажечь лампадку и говорит:
– А в оконном проеме сам нарисуешь крест.
Что я незамедлительно и сделал. Эти кресты и сейчас мне напоминают об отце Арсении.
Чувство долга
Потом уже мы с ним общались, и меня очень удивляло вот что. Он иногда просил у меня лампадное масло, я ему давал бутылку и не думал, что он мне должен что-то. А он подходил ко мне и говорил: «Вот, я брал бутылку, теперь возвращаю!» Меня удивляло: мы же его не покупаем, каждый может свободно взять сколько угодно… Вот я дал и уже забыл. А он обязательно: «Я брал, теперь возвращаю».
Надежда Малинаускене, преподаватель греческого языка Сретенской духовной семинарии: «Отец Арсений: моменты из жизни»
Впервые я увидела отца Арсения, тогда иеродиакона, в аудитории четвертого курса, когда мы собрались на факультативные занятия по древнегреческому языку со студентами первого, «монашеского» выпуска нашей семинарии. Группа была небольшой, ее состав менялся, но отец Арсений присутствовал практически на всех занятиях. А это была первая пара в субботу. Один из немногих, отец Арсений посещал занятия до самого конца и получил хорошую зачетную оценку. К занятиям относился очень ответственно, приходил в аудиторию обычно заранее, старался все записывать. Я понимала, что немолодым людям трудно заучивать слова, воспринимать и запоминать непростой материал, связанный, например, с древнегреческим ударением, поэтому занятия шли медленно. Когда я огорчалась по поводу нашего темпа, отец Арсений спокойно говорил: «А мы никуда не спешим». Навсегда запомнилось, как сосредоточенно и благоговейно он читал по-гречески «Отче наш».
Впоследствии я слушала его проповеди, иногда пристраивалась к группам паломников, которым отец Арсений рассказывал об истории обители, об иконах в храме. Бывало, что мы просто встречались на территории монастыря, когда я шла в семинарию. Я подходила к нему под благословение, а он всегда успевал сказать доброе слово. От него исходило какое-то мудрое спокойствие, умиротворение, тепло, отеческая благожелательность.
Однажды при входе в трапезную отец Арсений подарил мне свою книжечку «Грех непрощаемый: о грехе хулы на Духа Святаго», изданную в Сретенском монастыре, с дарственной надписью: «Уважаемой Надежде Касимовне с благодарностью, благословением и добрыми пожеланиями. Иеромонах Арсений. Рожд. пост 2007 г.» Прочитав ее и вникнув в суть, я лучше поняла, о чем раздумывал отец Арсений и почему он был таким, каким он многим запомнился. Ведь он жил так, как написал в своей книжке: «Христиане не должны своей жизнью давать другим людям поводов к богохульству».
Запомнилась одна из последних встреч. Отец Арсений иногда обращался ко мне несколько старомодно: «госпожа профессор» – я воспринимала это с юмором. А в тот раз спросила его: «Шутите? Какая же я профессор? Я доцент». Он ответил, что ничуть не шутит, потому что есть европейская традиция всех преподавателей высших школ называть профессорами. Мы разговорились о том, что теперь для получения профессорского звания в России нужно преодолеть множество формальностей, чего раньше не было. «И публикации нужны в особых журналах, а в “Сретенском сборнике” не считаются…» – грустно заметил отец Арсений.
В мае прошлого года как-то раз я пришла в семинарию раньше обычного. День был удивительно ясный, зелень на деревьях особенно свежей, цвели тюльпаны, примулы, барвинок. Около храма я встретила отца Арсения и попросила у него благословения пофотографировать. Он понял мое желание, благословил и пошел к воротам, а я успела его запечатлеть уходящим. Так и стоит у меня перед глазами эта удаляющаяся фигура…
Ирина Ковынева, преподаватель немецкого языка Сретенской духовной семинарии: «С огромным теплом вспоминаются исповеди у отца Арсения»
«Благословите, батюшка!» – «Guten Tag, Ирина Евгеньевна! Божие благословение!» – слышится в ответ мягкий голос отца Арсения. Медленной походкой после трапезы он иногда прогуливался вокруг храма, благословляя весь монастырский люд, спешащий в этот час на обед.
Послушание заведующего канцелярией – это один из самых горячих постов большой хозяйственной системы монастыря. Форпост, боевая точка, так как кроме ведения кадровых дел в обязанности входит также раздача милостыни бедным. Множество обездоленных и обиженных со всех концов страны приходят сюда со своей болью в надежде получить здесь, в центре столицы, утешение и материальную помощь. На «трех вокзалах» ходит информация, что деньги на билет дают в Сретенском монастыре. «Подайте, сколько можете, на билет», – только и слышится на подходах к обители от разного рода людей: стариков и старух с котомками, женщин с детьми, хорошо одетых юношей, опухших молодых мужчин и т.д. С огромным терпением выслушивал отец Арсений их непридуманные и придуманные истории и всякий раз прозревал с Божией помощью, если перед ним стоял профессиональный вымогатель.
С особым теплом вспоминаются исповеди у отца Арсения. Бьется сердце, и заливает стыд, когда подходишь к уважаемому тобой человеку и открываешь ему самые неприглядные глубины своей души. Но вдруг звучат слова утешения, поучительный пример из жизни отцов-пустынников, ободряющее наставление и неожиданный ракурс на твою проблему – с радостью и удивлением отходишь от аналоя, хваля Господа за этот бесценный дар исповеди, который ни умом не объять, ни возблагодарить за него хоть сколько-нибудь достойно Всемилостивого Бога. Так трезвенно и по-доброму исповедовал меня отец Арсений. Но бывало, видишь и такое, как он у молодого человека, как страж у врат небесных, со всей строгостью требует глубокого покаяния, отказа от греха и изменения жизни.
В 2007 году отец Арсений опубликовал в Сретенском издательстве свою книгу, в которой он описал один из самых тяжелых духовных опытов Церкви. Книжица небольшая, но название такое, что внутри все холодеет от страха Божия, когда берешь ее в руки: «Грех непрощаемый» – ее название. Да, есть грех, который Церковь не может простить человеку. Предупредить и по возможности удержать от него – такова задача и забота автора этой книги отца Арсения (Писарева).
Смерть его была для всех неожиданностью. Всё случилось с такой скоростью, что мы пока еще не привыкли к его отсутствию, он до сих пор как будто в рядах братии, но только временами спохватываешься, что реальность изменилась, и что обитает отец Арсений уже в других селениях, и в помяннике он вычеркнут из первого списка «О здравии» и переписан во второй – «О упокоении».
Помяни, Господи, от жития сего отшедшего иеромонаха Арсения и в вечных Твоих селениях со святыми упокой!
Страж порядкаПамяти насельника Сретенской обители иеромонаха Арсения (Писарева)
Божественная литургия в Сретенском монастыре в Неделю о блудном сыне